Специалист по географии городов и дизайну дорог из Университета Миннесоты Билл Линдеке выявлил несколько признаков автомобильных дорог, которые могут оказаться смертельными для пешеходов, велосипедистов и других уязвимых участников дорожного движения. Речь идет о дорогах с двумя полосами в каждую сторону, по которым можно ехать со скоростью более 60 км/час, парковка на таких дорогах запрещена, а тротуары – очень узкие. Подобные «смертельные дороги», как их называет Линдеке, можно легко найти в любом городе мира, включая Москву. Эксперт полагает, что решением этой проблемы может стать преобразование четырехполосных

Специалист по географии городов и дизайну дорог из Университета Миннесоты Билл Линдеке выявлил несколько признаков автомобильных дорог, которые могут оказаться смертельными для пешеходов, велосипедистов и других уязвимых участников дорожного движения. Речь идет о дорогах с двумя полосами в каждую сторону, по которым можно ехать со скоростью более 60 км/час, парковка на таких дорогах запрещена, а тротуары – очень узкие. Подобные «смертельные дороги», как их называет Линдеке, можно легко найти в любом городе мира, включая Москву.

Эксперт полагает, что решением этой проблемы может стать преобразование четырехполосных дорог в трехполосные c разделительной полосой в середине. Ее можно использовать для поворотов налево. Сокращение дорожного пространства позволит расширить пешеходные зоны.

Подобную концепцию поддерживает и Минтранс США. Она получила название «дорожная диета»: в ряде городов США, включая Нью-Йорк, уже начали проводиться эксперименты по сокращению ширины дорожного полотна. Пока их результаты довольно успешны: аварий на них становится меньше. 

Что такое «смертельные дороги»

Линдеке подробно объясняет, почему подобные дороги являются смертельными. Машины на них непредсказуемо перестраиваются между рядами, причем могут делать это на довольно высоких скоростях. Чтобы повернуть налево, машина на таком перекрестке резко замедляется в скоростном левом ряду, что создает аварийную ситуацию. Другие автомобили в этот момент обгоняют ее по правому ряду. Получается, что движение машин на таких перекрестках непредсказуемо.

Обычно на таких дорогах нельзя парковаться, а специальных парковок не предусмотрено. При этом тротуары по бокам довольно узкие: ходить по ним или ездить на велосипеде довольно сложно. Переходить такую дорогу тоже довольно сложно и опасно.

Подобные дороги можно найти в любом городе мира. Они проходят через пешеходные центры городов или расположены рядом со школами, парками и жилыми домами. Местные жители часто жалуются, что перейти такую четырехполосную дорогу почти невозможно.

Типичная авария на таком перекрестке выглядит так: один водитель остановился, чтобы пропустить пешехода, другой, следующий в соседнем ряду, не заметил этого и сбила человека. 

Поможет «дорожная диета»

«Дорожной диете», или конверсии четырехполосных дорог в трехполосные, посвящено множество исследований. Линдеке выделил основные выводы этих докладов.

1. Трехполосные дороги куда более безопасны для водителей. Согласно исследованию Федерального управления по скоростным дорогам США, превращение четырехполосной дороги в трехполосную сокращает количество ДТП на 20-50% в зависимости от региона. Эти выводы подтверждены и в других исследованиях.

2. Трехполосные дороги почти не влияют на транспортные потоки. Сокращение дорожного полотна редко приводит к появлению пробок или существенно ухудшает дорожное движение. Этот вывод был подтвержден в другом докладе Федерального управления по скоростным дорогам. 

3. Дорожная диета приводит к снижению скорости движения автомобилей. На трехполосных дорогах скорость движения постепенно снижается и становится более предсказуемой – одна машина уже не может ехать быстрее другой. Сокращение скорости даже с 60 км/ч до 50 км/ч серьезно снижается аварийность и последствия аварий для пешеходов и велосипедистов.

4. Трехполосные дороги стимулируют людей ездить на велосипедах и ходить пешком. Например, в Сан-Франциско после конверсии одного из перекрестков на 37% выросло использование велосипедов в часы пик и на 49% увеличился поток пешеходов. 

5. В отличие от реконструкции улицы или нового дорожного строительства «дорожная диета» намного дешевле. Города могут быстро и дешево избавиться от «смертельных дорог».

Проблема в том, что часто люди просто не готовы согласиться с самой идеей «дорожной диеты». За такой консерватизм общество платит высокую цену. Число ДТП продолжает расти, а люди – гибнуть. 

В истории дорожного движения были светофоры-скворечники, бронзовые светофоры с Меркурием, односекционные и двухсекционные светофоры. Но в острой почти столетней борьбе победила привычная нам модель светофора с тремя фазами. Монте Кастлман, много лет изучающий городскую инфраструктуру, описал в блоге Street MN, как менялась со временем концепция светофоров. Первые светофоры «Первый светофор» вообще не был светофором в современном смысле этого слова. Он представлял собой устройство для помощи полисмену в управлении дорожным движением и выглядел, как башня с набором световых сигналов и стрелок, указывающих направления движения. После нескольких лет использования такой «башни» ее конструкторы

В истории дорожного движения были светофоры-скворечники, бронзовые светофоры с Меркурием, односекционные и двухсекционные светофоры. Но в острой почти столетней борьбе победила привычная нам модель светофора с тремя фазами. Монте Кастлман, много лет изучающий городскую инфраструктуру, описал в блоге Street MN, как менялась со временем концепция светофоров.

Первые светофоры

«Первый светофор» вообще не был светофором в современном смысле этого слова. Он представлял собой устройство для помощи полисмену в управлении дорожным движением и выглядел, как башня с набором световых сигналов и стрелок, указывающих направления движения. После нескольких лет использования такой «башни» ее конструкторы сообразили, что вместо ручного управления башню можно оборудовать механическим таймером, управляющем сигналами.

Один из первых светофоров

До сих пор исследователи не сошлись во мнении, где появился первый светофор, похожий на современный. Согласно самой популярной версии, первое такое устройство построил  полицейский из Солт-Лейк-Сити Лестер Вайр. Светофор Вайра напоминал скворечник и использовал красные и зеленые линзы железнодорожные линзы диаметром 5,5 дюймов.

Копия первого светофора

Первый светофор с тремя разноцветными сигналами был установлен в Детройте в 1920 году Уильямом Поттсом. Использование железнодорожным линз оказалось не очень удобным: они были слишком маленькие и не подходили для большого города. Линзы были увеличены до 8 дюймов, а подсветку сделали более мощной.

В 1950-е годы количество автомобилей на улицах американских городов резко выросло, а дороги стали шире. 8-дюймовые линзы заменили на линзы размером 12 дюймов. Первым светофором с красным сигналом диаметром 12 дюймом стал «тип К» компании The Crouse-Hinds.

Размер желтых и зеленых линз тогда менять не стали, в некоторых штатах США до сих допустимы желтые и зеленые сигналы диаметром 8 дюймов. Такие светофоры до сих пор работают в Нью-Йорке.

Как выбирали цвета сигналов

Изначально красная линза означала «внимание», цвет сигнала, запрещающего движение, был зеленым, а разрешающего – белым. Но такое сочетание цветов оказалось опасным: из-за фонарей и других источников света увидеть белый сигнал светофора было очень сложно.

В 40-е годы прошлого века цветовую схему сменили: зеленый цвет стал сигналом, разрешающим движение, желтый — предупреждающим, а красный – запрещающим.

Как три секции победили две

Практически с самого начала истории светофоров в них было предусмотрено три фазы. Но автомобилей на дорогах тогда было меньше, и власти городов решили, что на фазе «внимание» (желтый цвет в современных светофорах) можно сэкономить.

В Нью-Йорке вплоть до 1952 года устанавливались двухсекционные светофоры, хотя их установка была запрещена федеральным законом 1935 года. Некоторые из двухфазных светофоров использовали до 80-х годов прошлого века.

Самой дешевой версией светофора был Darley, состоящий из двух ламп. Каждая из ламп светила одновременно на главную и дополнительную дороги, фактически, в четыре направления.

Каждому городу свой светофор

Для Лос-Анджелеса, Сан-Франциско и Нью-Йорка были разработаны свои уникальные светофоры, дизайн которых отвечал нуждам города.

Светофор, разработанный для Лос-Анджелеса, называется Acmes. Помимо световых сигналов в нем был колокольчик и знаки «стоп/проезд разрешен». Их часто можно увидеть в голливудских фильмах и мультфильмах.

В Сан-Франциско была установлена система светофоров Wiley. Светофоры были похожи на птичью клетку. На них был установлены красные и зеленые двигающиеся таблички «стоп» и «проезд разрешен».

В Нью-Йорке была установлена система Mercury с красным и зеленым сигналами. Светофоры были изготовлены из бронзы и украшены орнаментом, сверху была установлена фигурка древнеримского бога Меркурия. Сегодня такой светофор – настоящая редкость и предмет охоты коллекционеров, почти все они в 60-е годы прошлого века были отправлены мэрией Нью-Йорка на переплавку.

Жизнь без светофоров

Сегодня власти разных городов активно экспериментируют с разными видами светофоров. В Азии появились светофоры с анимированными фигурками пешеходов, которые ускорялись по мере того, как заканчивается время для перехода улицы. Автомобилистам светофоры показывают «колонки» красного, зеленого или желтого цветов, которые становятся меньше, когда время для проезда выходит.

В США по заказу Минтранса разработан однофазный прототип LED-светофора: в его единственном экране попеременно загораются красный квадрат, желтый алмаз или зеленый круг.

После появления самоуправляемых автомобилей потребность в светофорах, скорее всего, исчезнет. Компьютеры, управляющие городским движением, будут сами останавливать и возобновлять движение автомобилей. Консерваторам, которые и в мире будущего предпочтут водить самостоятельно, эти же компьютеры будут выводить красные, желтые и зеленые сигналы прямо на лобовое стекло.

Какие же существуют способы озеленения интерьера? Нужно правильно выбрать вид растения, правильно его разместить, ухаживать за ним и получать от него соответственную отдачу. Ведь озелененные помещения всегда приносят покой и радость. Озеленение интерьера довольно популярное занятие среди женщин, которые заботятся о здоровье и благополучии. Традиция озеленения интерьера простирает свои корни на сотни лет назад. В Японии культура выращивания растений очень высокоразвита. Японские мастера флористики создают поистине великолепные шедевры, способные заворожить с первого взгляда. На самом деле, создавать композиции из растений и вплетать их

Какие же существуют способы озеленения интерьера? Нужно правильно выбрать вид растения, правильно его разместить, ухаживать за ним и получать от него соответственную отдачу. Ведь озелененные помещения всегда приносят покой и радость.

Озеленение интерьера довольно популярное занятие среди женщин, которые заботятся о здоровье и благополучии. Традиция озеленения интерьера простирает свои корни на сотни лет назад. В Японии культура выращивания растений очень высокоразвита. Японские мастера флористики создают поистине великолепные шедевры, способные заворожить с первого взгляда.

На самом деле, создавать композиции из растений и вплетать их в дизайн интерьера довольно сложно. Здесь дело не только в том, чтобы купить и поставить цветок на подоконник. Нужно правильно выбрать вид растения, правильно его разместить, ухаживать за ним и получать от него соответственную отдачу. Ведь озелененные помещения всегда приносят покой и радость. В них проще решаются проблемы, и меньше беспокоит здоровье, это целебные помещения, таким вы можете сделать и свою квартиру.

Какие же существуют способы озеленения интерьера? Ну, самый простой – это цветы в горшках. Правда, они также должны быть правильно подобраны и ухожены. Наилучший вариант проконсультироваться со специалистом, который поможет подобрать самые красивые цветы для вашей квартиры и посоветует какие  купить горшки из глины, пластика, шамота, керамики.

Второй вариант это композиции. Они бывают большими и маленькими. Маленькие делаются из разных растений в одном небольшом горшке. Большие – делаются на полу, с помощью нескольких растений в больших и малых горшках. Они ставятся так, чтобы общая картина смотрелась как маленький сад дома. Это довольно распространенный вариант озеленения в больших квартирах.

Сад в аквариуме – очень красиво смотрится в некоторых интерьерах. Он представляет собой аквариум, в котором размещаются водяные и неводные растения. В общей сложности берется аквариум, туда насыпается песок или земля, потом высаживаются растения, и наливается вода. Такие аквариумы требуют большого ухода.

Зеленые стенки – наиболее популярный вариант для балконов и лоджий, иногда их ставят и в доме. На ажурной стене размещают горшки и высаживают разнообразные цветы. Внизу, обычно сажают вьющиеся растения, которые со временем оплетают всю стенку.

В последнее время набирает популярность рутарии и бромелиевые деревья. В своем выполнении они довольно похожи. Нужно взять большую сухую палку, с множественными отверстиями в стволе, найти ей подходящее место, чтобы она не падала и гармонично смотрелась. Теперь дело за растениями. Нужно высадить в отверстия бревна подходящие цветы, это могут быть и фиалки и вьющиеся растения. Суть задумки в том, что со временем бревно полностью оплетется мхом, вьющейся лианой и красивыми цветами – маленькое тропическое чудо в вашей комнате. Рутарий – это что-то похожее, но только бревно или камень или же пень ставятся на пол, и дополняются растениями.

Озеленение дома – это веселое и увлекательное занятие. Попробуйте себя в этом нелегком деле, возможно, именно у вас обнаружится истинный талант к этому искусству.

В среду в Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына работникам культуры Москвы вручили премии мэрии города. Премию за вклад в развитие культуры столицы получила Ольга Трифонова, бессменный директор музея “Дом на набережной”, вдова писателя Юрия Трифонова. В  этом году музею исполняется 25 лет, недавно он стал филиалом Музея Москвы. Сам дом, построенный для членов ЦК ВКП(б) в 1931 году по проекту Бориса Иофана, стал памятником целой эпохе – и в истории, и в архитектуре. Дом ЦИК и СНК СССР (таково его официальное название) –

В среду в Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына работникам культуры Москвы вручили премии мэрии города. Премию за вклад в развитие культуры столицы получила Ольга Трифонова, бессменный директор музея “Дом на набережной”, вдова писателя Юрия Трифонова. В  этом году музею исполняется 25 лет, недавно он стал филиалом Музея Москвы.

Сам дом, построенный для членов ЦК ВКП(б) в 1931 году по проекту Бориса Иофана, стал памятником целой эпохе – и в истории, и в архитектуре. Дом ЦИК и СНК СССР (таково его официальное название) – одна из немногих построек архитектора, выполненных в стиле конструктивизма. 12-этажный жилой комплекс на Берсеневской набережной, куда вселяли партийную элиту, ученых, деятелей культуры и героев войны, стал одним из самых больших домов не только в Советском Союзе, но и в Европе. Помимо квартир, в нем располагались кинотеатр «Ударник», клуб ВЦИК имени Рыкова, сберкасса, поликлиника, детский сад и многое другое. Там же находился известный на всю Москву «закрытый распределитель», где привилегерованные жители дома получали продуктовые пайки. 

Дом стал одной из главных городских легенд, в том числе, благодаря знаменитой повести Юрия Трифонова, закрепившей за ним это название – «Дом на набережной». Ольга Трифонова рассказала БГ о произошедших в музее переменах, судьбах жителей дома и о том, что в нем происходит сегодня.  

— Я знаю, что вы не любите этот дом. Только из-за его мрачной истории?

— Нет, не только. Отчасти эта нелюбовь объясняется разрушительным контекстом его строительства. Известно, например, что Борис Иофан собирался снести церковь Николы Чудотворца на Берсеневке, совершенно дивное сооружение. К счастью, этого не произошло. Зато был разорен погост около храма, и плиты пошли на строительство фундамента дома. Фактически он был построен на гробовых плитах. Очень сильная метафора, если вдуматься.

— Символом чего должен был стать этот дом и чем стал на самом деле?

— Дом должен был символизировать величие советской власти, а вот стал он символом привилегий и несправедливости. В Москве в те годы была норма – 4,5 квадратных метра на человека. Это еще в лучшем случае. К нам в музей приходят замечательные люди, которые рассказывают истории, услышанные от их бабушек и дедушек. Так вот, довольно часто мне приходится слышать ужасающие детали быта того времени. Места было так мало, что пока одни члены семьи спали, другие сидели на стуле, а потом менялись. В Доме правительства средняя площадь квартиры – 80 квадратных метров, это и по нынешним меркам весьма прилично, а уж тогда и вовсе было чем-то невиданным. Отдельные квартиры были и по 150, и по 200 метров. 

Это была роскошь, хотя, конечно, весьма уродливая – жить в этих квартирах чудовищно неудобно. Я вообще не поклонница Иофана, как бы кощунственно это ни звучало. Его итальянское образование сбило у него какие-то общечеловеческие понятия. Так, например, в доме очень много квартир, где никогда нет света из-за многочисленных ниш и арок. Иофан учился в Италии, а там главная задача архитектора – спрятаться от солнца. В России же все наоборот. Мне очень нравятся дома, построенные Иофаном на Русаковской улице. Однажды мне случилось побывать в итальянском городе Абано-Терме. Подойдя к окну своей комнаты, я увидела дома на Русаковской – настолько они были похожи. Дом правительства совсем другой, он скорее стал символом уродств своего времени, прежде всего, социальных, политических. 

— Еще, наверное, символом террора – у вас ведь больше половины архива об этом. 

— Символом ужаса, да, в том числе, для Юрия Валентиновича (Трифонова – БГ). Он был человеком сентиментальным и часто просил меня отвезти его то в Серебряный Бор, с которым у него были связаны детские воспоминания, то за город. Но никогда он не стремился вернуться в Дом на набережной. Никогда. Слишком большая боль связана с этим домом у всех, кто в нем жил в 30-40-е годы. Юрий Валентинович провел там все детство, с 1925 года по 1939-й, когда у него расстреляли отца и арестовали мать, а его самого выгнали на улицу. И таких историй было очень много. Из двух тысяч жителей дома около восьмисот стали жертвами репрессий. Но даже этот список неполный, потому что о некоторых просто ничего не известно, о них нет никакой информации даже в архивах НКВД. Например, гражданская жена Михаила Кольцова, журналистка Мария Остен, в один прекрасный день исчезла и больше никогда не вернулась. Есть какие-то невнятные сведения, что она была расстреляна в Саратове, но до конца это не установлено. 

— Почему в доме такая странная нумерация подъездов? Есть версия, что их сдавали по готовности, отсюда такая путаница. Но она кажется не слишком убедительной. 

— Есть предположение, что это было сделано специально, чтобы запутать потенциальных злоумышленников. Не знаю, так ли это, но то, что в доме были квартиры, войти в которые можно было через один подъезд, а выйти через другой – это точно. В одной из них жила основательница нашего музея Тамара Андреевна Тер-Егиазарян. Правда, все проемы были заложены, но это все равно бросалось в глаза – при переходе из одной квартиры в другую менялся уровень пола и потолка, стыки не совпадали. Как правило, это были так называемые оперативные квартиры, в них готовили агентов спецслужб, диверсантов. Однажды к нам пришел человек, который рассказал, что в такой квартире, расположенной в первом подъезде, долгое время шла подготовка диверсантов для Южной Америки. 

— В доме ведь еще был подъезд без квартир. Он существует сегодня?

— Да, но эта странность как раз объяснима. Дело в том, что в какой-то момент было принято решение  увеличить квартиры в двух соседних подъездах за счет третьего, о которым вы говорите. Вход в него остался, а квартир нет. Тоже поразительное зрелище, между прочим.

— А есть еще какие-то странности, связанные с домом, которые вы до сих пор не можете объяснить?

— Самая большая странность, которую я не могу понять в течение уже многих лет, — как люди селились в этот дом, зная, что здесь было до них. В годы Большого террора некоторые квартиры меняли по пять жильцов. Как можно было не понимать очевидных вещей и идти на верную смерть? С другой стороны, когда я об этом думаю, я вспоминаю, как Михаил Кольцов, получив ордер на квартиру в этом доме, пришел к мудрому Корнею Ивановичу Чуковскому. Тот покачал головой и сказал: «Вот беда-то: и въезжать нельзя, и отказаться нельзя».

Действительно, отказаться означало выразить презрение к подарку, который тебе ниспослан свыше. Плюс, конечно, люди мечтали вырваться из ужаса бытовой жизни и попасть в сказку, которой тогда казался Дом правительства. Он ею и был, правда, недолго и не для всех. Но пока люди жили в этой сказке, они как будто слепли. Например, всем жителям на выходе полагалось сдавать ключи, как в гостинице. А кухни были оборудованы грузовым лифтом, который забирал мусор. Вход в квартиру из него был свободным, именно на этих лифтах приезжали НКВДшники и забирали людей. И никто из двух тысяч жителей не пожаловался на такие порядки, более того, я лично разговаривала с первыми жильцами и все они рассказывали, как это было удобно.

— В музей часто приходят люди, которые приносят семейные архивы, документы, фотографии, связанные с судьбой жителей дома. Есть какие-то дорогие вам истории?

— Да, их много. Недавно, например, к нам пришел человек, который пытался прорваться в мой кабинет. Меня поначалу разозлила такая настойчивость, но, в конце концов, я пригласила его. Оказалось, что ровно в этом кабинете, где я сижу, была квартира его родителей, в которой он родился. Я знала, что помещение музея – бывшая квартира. Она принадлежала начальнику охраны дома. В 30-40-е годы в каждом подъезде сидели сотрудники НКВД, которые первое время даже сопровождали всех приходивших в дом гостей до нужной квартиры. Самостоятельно спуститься в лифте они тоже не могли– хозяин квартиры вызывал охранника и тот провожал визитеров до выхода. Все эти люди, вертухаи, как я их называю, подчинялись как раз этому начальнику, чей внук и пришел ко мне.

Он рассказал, где была ванная, кухня, столовая, все подробно нарисовал. Это было удивительно и очень интересно. Мы вообще бесконечно благодарны потомкам наших жителей, которые охотно делятся воспоминаниями своих бабушек, дедушек о жизни в доме и о том страшном времени. Многие приносят фотографии, документы. Например, однажды принесли подлинник ордера на арест. Это пустой бланк с подписью, куда можно было вписать любую фамилию. 

— Потрясающая деталь, просто метафора времени. 

— Да, и она говорит об эпохе больше, чем тома воспоминаний. Хотя и среди этих томов можно найти много поразительных вещей. Самые честные и пронзительные воспоминания написала Элина Робертовна Кисис, которая выросла в Доме правительства. Она рассказывает, например, как в его темных нишах прятались голодные дети из соседних домов. Они поджидали, когда другие дети, жившие в богатом доме, будут идти в школу, и просили у них поесть. Некоторые их подкармливали. Но не все. Тех, кто ходил пешком на Полянку, у Большого каменного моста поджидали целые своры голодных детей и подростков и попросту грабили. Вообще, в истории дома были такие потрясающие вещи, что иногда даже не верится, что это происходило на самом деле.

— Мне очень нравится история юриста Якова Бранденбургского, который симулировал сумасшествие и благодаря этому выжил. Вам известна история его семьи – им удалось избежать репрессий?

— Да, мне тоже очень симпатичен этот человек. Яков Натанович – большой специалист в области семейного, детского права. Интересно, что довольно большой корпус статей, которые действуют и в современном законодательстве, еще в советское время ввел именно он. Кроме того, он был очень мудрым человеком. Он сразу понял, что происходит в стране, к чему идет дело, и решил симулировать душевное расстройство.

Сумасшествие заключалось только лишь в том, что он на сутки, а то и недели запирался один в кабинете и никого не хотел видеть. Очень удобно и хитро, ведь в кабинете он преспокойно работал. В конце концов, его отправили на лечение, два года он провел на Канатчиковой даче, а затем вернулся домой и продолжил нормальную жизнь, сумев сделать блестящую карьеру. Семью Бранденбургского также не тронули. 

— Насколько сейчас дружественная обстановка в доме? История дома объединяет его жителей или все как везде?

— Остановка дружественная, и это отличительная черта дома. Те, кто родились и выросли в нем, общаются до сих пор, они уже почти родственники. Например, поколение рожденных в 1925-1927 годах было самым дружным. Дом на набережной – это целый квартал, там жило очень много так называемых старых большевиков, которые на самом деле были не такими уж старыми – 40-50 лет. Это были люди, которые вместе прошли тюрьмы, каторги, ссылки, а потом приехали в Москву и продолжили общаться. Они ходили друг к другу в гости, пили чай, обменивались новостями. Соседи наблюдали жизнь друг друга, кто с кем имел отношения. Все это обсуждалось на лавочках. Я помню, какая-то женщина сказала мне про дочь одного очень высокопоставленного советского чиновника – надо же, только вчера мужа арестовали, а она уже на лавочке с другим обнимается. Это были люди, которые принесли сюда культуру и обычаи из своих деревень, местечек на окраинах страны. 

— Сейчас, похоже, происходит то же самое. 

— Абсолютно. Многие люди, покупающие сегодня квартиры в знаменитом Доме на набережной, приезжают со всей страны. Это такие нувориши, новые Глебовы (Глебов – главный персонаж повести Юрия Трифонова «Дом на набережной» — БГ), которые хотят воплотить свою мечту и жить в квартире с видом на Кремль. К сожалению, никто из них не приходит в наш музей, им неинтересна история дома, история страны. 

А иностранцы, как только вселяются в съемную квартиру, первым делом приходят к нам, интересуются, кто здесь жил раньше. В соседнем с нами подъезде какое-то время жил сотрудник одной японской автокомпании, который сидел в музее часами, интересовался судьбами людей, общался с сотрудниками. Такое отношение встречаешь нечасто. 

История Дома на набережной вообще в чем-то похожа на историю страны: хотели построить рай для избранных, а получился ад для всех. 

— Кто сейчас живет в квартире Юрия Валентиновича?

— Какие-то не слишком вежливые люди. Я однажды попросила их впустить меня в квартиру, хотелось просто взглянуть на комнату, где когда-то жил Юрий Валентинович. Но хозяева мне довольно жестко отказали. До сих пор не могу понять, почему. Года три назад жительница соседней квартиры Мария Гордеева пригласила меня в гости, а потом провела на кухню и сказала: «Это маленький кусочек кухни, где когда-то жил ваш муж». Во время перепланировки эта часть каким-то непонятным образом отошла к ним. Там даже сохранился старый паркет и дверь. 

— Что для вас главное в этом доме и в его судьбе?

— Когда к нам на экскурсии приходят школьники, я называю имена высокопоставленных советских чиновников, которым установлены мемориальные доски, и спрашиваю, кто эти люди. Они не знают. Люди, которые вершили судьбы миллионов, забыты. А хороших людей, иногда самых простых, как, например, бывший пекарь Иванов, помнят. Помнят Геннадия Смирнова, председателя Госплана, академика Парина и многих других. Как правильно кто-то заметил, много не наживешь, а биографию испортить много. Это важнейший урок не только Дома на набережной, но и вообще, всей нашей жизни. 

Эксперты консалтинговой компании Jones Lang LaSalle отметили тенденцию на падение стоимости аренды недвижимости на основных торговых улицах Москвы и Санкт-Петербурга. В последние несколько месяцев в крупных городах России  закрываются дорогие магазины.  По итогам третьего квартала этого года, максимальные ставки аренды в Москве снизились на 10% – до $4-5,5 тыс за кв м в год. Этот показатель не учитывает ставки в Столешниковом переулке, который является самой дорогой улицей Москвы со ставкой аренды порядка $7 тыс за кв м в год. В Санкт-Петербурге максимальные ставки аренды снизились

Эксперты консалтинговой компании Jones Lang LaSalle отметили тенденцию на падение стоимости аренды недвижимости на основных торговых улицах Москвы и Санкт-Петербурга. В последние несколько месяцев в крупных городах России  закрываются дорогие магазины. 

По итогам третьего квартала этого года, максимальные ставки аренды в Москве снизились на 10% – до $4-5,5 тыс за кв м в год. Этот показатель не учитывает ставки в Столешниковом переулке, который является самой дорогой улицей Москвы со ставкой аренды порядка $7 тыс за кв м в год.

В Санкт-Петербурге максимальные ставки аренды снизились на 20%. Одной из самых дорогих улиц Северной столицы стал Невский проспект: стоимость аренды здесь составляет $1,8-3,1 тыс за кв м в год. 

В JLL прогнозируют дальнейшее снижение стоимости аренды в Москве и Санкт-Петербурге из-за ухудшения экономической ситуации в стране. В условиях снижения спроса и замедления роста продаж бизнес закрывает торговые точки.  

Тверская улица – больше не главная торговая улица Москвы

Ухудшение экономической ситуации в столице сильнее всего ударило по Тверской улице. Стоимость аренды торговых помещений здесь снизилась на 30%  в годовом выражении – до $4,5 тыс за кв м в год.

Тверская улица долгое время была главной торговой улицей Москвы, но сейчас ситуация резко изменилась. Продажи магазинов начали снижаться и многие арендаторы приняли решение о закрытии магазинов. К этому привело не только ухудшение ситуации в российской экономике, но и запрет на парковку автомобилей на Тверской улице, что привело к снижению потока клиентов.

По стоимости аренды Тверская улица в этом году оказалась лишь на четвертой позиции среди основных торговых артерий города. Ее опередили Столешников переулок, улица Петровка, где стоимость аренды составляет примерно $5,5 тыс за кв м. 

На третьем месте – улицы Пятницкая и Кузнецкий мост ($5 тыс за кв м в год). Эти улицы недавно стали пешеходными, поэтому и интерес к ним со стороны ресторанов и модных магазинов вырос, поясняют в JLL. Ставки аренды на Пятницкой улицы выросли на 50% – это самый высокий рост в Москве за последний год. На таких улицах постоянно присутствует достаточно высокий поток покупателей, что и привлекает магазины.

Фактически Тверская улица проиграла новых пешеходным зонам столицы в борьбе за арендаторов. Чтобы вернуть спрос на помещения , ее необходимо полностью репозиционировать, полагают в компании.

Тверская – лидер по свободным площадям в Москве

Средний уровень вакантных площадей на торговых улицах Москвы составляет порядка 8%. Один из самых высоких показателей на Тверской – 11%, а один из самых низких как раз на новых пешеходных улицах в центре – 5%.

Освобождаются торговые помещения и в Санкт-Петербурге. Раньше на Невском проспекте помещения сдавались еще до того, как их освободят нынешние арендаторы. В этом году впервые с 2010 года доля свободных помещений на Невском превысила 5%.

Чтобы предотвратить рост доли вакантных площадей, арендодатели вынуждены предлагать арендаторам более мягкие условия аренды. В целом собственники в отличие от 2009 года быстро отреагировали на изменение спроса и начали смягчать условия аренды.

Сейчас собственники рассматривают возможность увеличения сроков арендных каникул, совмещение фиксированной ставки аренды и процента от оборота магазина, установление валютного коридора. Примерно такие условия сейчас используются в торговых центрах.  Сговорчивость арендодателей должна привести к снижению доли вакантных помещений, прогнозируют в JLL.

Каждый день можно встретить людей  которые замирают в восхищении, разглядывая мозаики на «Киевской», на «Площади Революции», на счастье, трут нос скульптуры собаки или  без устали фотографируют на «Маяковской». Еще бы – где ещё в мире сыщешь такую красоту. Один из лучших памятников эпохи социализма и одно из величайших его достижений, — Московское метро . В метро, как в музее, собраны свидетельства великих побед когда-то великого государства. История строительства самой подземки хранится в Народном музее истории Московского метрополитена, который расположен в южном вестибюле станции

Каждый день можно встретить людей  которые замирают в восхищении, разглядывая мозаики на «Киевской», на «Площади Революции», на счастье, трут нос скульптуры собаки или  без устали фотографируют на «Маяковской». Еще бы – где ещё в мире сыщешь такую красоту.

Один из лучших памятников эпохи социализма и одно из величайших его достижений, — Московское метро . В метро, как в музее, собраны свидетельства великих побед когда-то великого государства. История строительства самой подземки хранится в Народном музее истории Московского метрополитена, который расположен в южном вестибюле станции «Спортивная».

Когда в конце XIX века население столицы превысило миллион человек, и город стал нуждаться в дополнительном транспорте начались первые разговоры о необходимости подземной дороги в Москве. В 1902 году в Большом зале Московской Городской думы состоялось обсуждение первого проекта метрополитена. Но до строительства руки так и не дошли – чиновники не смогли договориться с бизнесом, с владельцами земель, по которым должно было бы пройти метро, да и церковь своего благословения «бесовскому» исчадью не дала.       И только в далеком 1935 году, а именно 14 мая , когда в Москве проживали уже 4 миллиона человек, в Колонном зале Дома Союзов метростроевцы была в готовности первая очередь — 11, 2 км подземки от станции «Сокольники» до «Парка культуры» и от «Охотного ряда» до станции «Смоленская».

Из более 150 станций и более 250 км путей состоит сегодня московский метрополитен, который и далее радует москвичан открытием новых станций.

Предоставляем вашему вниманию список самых красивых станций Московского метро

1. «Комсомольская»

Дата открытия: 15 мая 1935 года.

В Высшей школе экономики в четверг завершился первый день конференции  «Зеленая экономика и качество жизни в городе» Цель конференции – представить новый междисциплинарный взгляд на само понятие качества жизни человека в современном мегаполисе. Одним из основных докладчиков был  директор Института экономики транспорта и транспортной политики ВШЭ Михаил Блинкин. Драконовские меры Синяя линия – это американские города, там возможна комфортная автомобильная мобильность, но даже эти города нуждаются и в велосипедистах, и в сокращении использования автомобилей. Хотя физически по Сан-Франциско и Лос-Анжелесу на автомобиле передвигаться можно, там

В Высшей школе экономики в четверг завершился первый день конференции  «Зеленая экономика и качество жизни в городе»

Цель конференции – представить новый междисциплинарный взгляд на само понятие качества жизни человека в современном мегаполисе. Одним из основных докладчиков был  директор Института экономики транспорта и транспортной политики ВШЭ Михаил Блинкин.

Драконовские меры

Синяя линия – это американские города, там возможна комфортная автомобильная мобильность, но даже эти города нуждаются и в велосипедистах, и в сокращении использования автомобилей. Хотя физически по Сан-Франциско и Лос-Анжелесу на автомобиле передвигаться можно, там для этого есть всё.

Посередине находится вся Европа, это сбалансированные транспортные системы. В данной транспортной системе вполне можно передвигаться.

Зеленая линия – это большие азиатские города: Сингапур, Шанхай. У таких городов просто нет выбора: необходима жесткая транспортная политика. Отказ от такой политики приводит к хроническим заторам и деградации городской среды.

Москва находится ниже зеленой линии, и выбор наш прост, как пареная репа. Надо переходить к драконовским методам, как в Сингапуре, или к гуманным, как в Лондоне.

Город можно адоптировать к использованию автомобиля. Например, в Лос-Анжелесе 35% города занимают улицы и дороги, остальные 35% – это плоскостные многоэтажные паркинги, на все остальное остается всего треть территории города. Зато все могут ездить на автомобилях и не стоять в пробках. Да, получается некрасиво, не модно, но удобно. Правда, не надо забывать, что улица – это не дорога, а дорога – это не улица. В США это поняли еще в 1946 году, мы не поняли этого до сих пор.

В Москве соотношение автомобилей и асфальта невероятно маленькое. 27 метров асфальта приходится на один автомобиль. В Америке и Европе этот показатель значительно выше. Когда в 1988 году в Москве ни у кого не было машин, по показателям мы были идентичны с европейскими  городами.

Многие говорят: давайте построим развязки, расширим дороги, и город перестанет стоять. Это несуразная глупость и фантастика.  Между Третьим транспортным кольцом (ТТК) и периферией нормальные дороги и улицы практически отсутствуют. Это какая-то слободская окраина.

В американских городах с 1908 года автоматизация шла вверх. Американцы и европейцы на протяжении ста лет, до 2008 года, повально покупали автомобили. Однако после 2008 года этот показатель начал стремительно падать.

Например, в Милане в девяностых было 700 автомобилей на 1000 жителей, сегодня 500 автомобилей на 1000 жителей. Власти города, как и жители, хотят, чтобы их было 300 на 1000 жителей, и этого будет достаточно.

Москва по показателям сегодня находится там, где Европа была 50 лет назад. В Европе в центре крупных городов ломают развязки, считая, что в городе должны быть пешеходные дорожки, зеленая травка, велосипедисты и мамы с колясками. Мы же наоборот эти развязки усиленно строим.

Вот таким был Ленинградский проспект в моём детстве, и такой он сейчас.

Те обсуждения, которые мы ведем сейчас, велись во всём мире в середине прошлого века. Но лучше поздно, чем никогда. Сегодня мы видим хоть какой-то прогресс.

Необходимо возвращать приоритет общественного транспорта, он должен быть комфортным и ходить по расписанию. Как пример можно использовать Иерусалим или Париж.

Даже если все автомобилисты завтра поедут на метро, пассажиры подземки этого не заметят, там всё равно будет плохо.  Как сегодня развивается метро, так оно не развивалось последние 50 лет точно. Власти города вложили туда гигантские деньги: около миллиарда евро на ближайшие три года.

Интеграция рельсовых типов транспорта, метро, электричек по немецкому типу, необходима городу, и эта работа ведётся. Поздно, но мы хотя бы не стоим на месте.

Проблема в другом. Технически мы движемся вперед, а психологически – нет. Автомобилисты первого поколения будут стоят по четыре часа в пробках, но ни за что не пересядут в метро. «У меня плохое жильё, ужасная работа, но я взяла кредит и купила себе корейца, в нём так классно. Я не теряю время в машине, что вы. Это лучшее время в сутках». Поверьте, мы проводили опросы, и слышали такое постоянно.

Я буду убеждать начальство, что цена владения автомобилем должна вырасти. Мы никуда от этого не денемся. Например, в Сингапуре чтобы купить автомобиль, надо пойти на аукцион и купить ваучер на покупку автомобиля. А этот ваучер стоит три салонных цены машины. Все эти ласковые методы не работают. Учиться можно двумя способами. Можно прочесть книгу, а можно засунуть два пальца в розетку. К сожалению, мы учимся вторым способом.

Новая Москва

Что касается Новой Москвы. Этот кусочек был добавлен к городу, чтобы уменьшить пенсионные и бюджетные обязательства московского правительства перед гражданами. Москва вкладывает очень серьезные средства в Новую Москву. В скором времени там должно появится метро.  Также осуществляется очень серьёзный проект — реконструкция Калужского шоссе.

Но с другой стороны правительство дублирует в Новой Москве все грехи прежнего московского градостроительства. Мы  снова на дальней периферии города возводим многоэтажные жилые кварталы, зная, что все покупатели этого жилья поедут на работу в центр. Транспортными средствами эту проблему не решить. Застройка в подобных местах по определению должна быть малоэтажной. Тогда и транспортной проблемы не будет.

Велодорожки и прогресс

О Москве и велосипедах. Когда Ликсутова назначили на должность заместителя мэра Москвы по вопросам транспорта, мы с Максимом Станиславовичем  встретились с велосипедным активом города в институте STRELKA, где собралось около 50 совсем молодых людей. Я сказал, что в Москве, кроме этих ребят, на велосипедах больше никто не ездит. И тогда так все и было.

Но сегодня даже по официальной статистике счёт уже идет на десятки тысяч. До Амстердама нам далеко, но сдвиги есть. Процесс пошел, велосипедная инфраструктура развивается. Правда, еще не переведено с английского языка руководство, где четко прописано, что для комфортной езды на велосипедах городу необходимы  не только велодорожки.

Правительство города ничего не делало на протяжении 20 лет. То, что происходит сейчас,  меня очень радует».

Сумасшедшие люди всегда любили меня. В детстве рядышком подсаживались какие-то странные и аутичные дети и хотели дружить именно со мной. Родители с незнакомыми взрослыми разговаривать запрещали, а вот на детей это правило не распространялось. Рядом с моим домом жил мальчик, с которым мне позволяли играть в песочнице. Когда его мама отлучалась, то он мгновенно сносил своей лопаткой куличики, которые мы только что построили, и таинственным голосом говорил: «А теперь будем играть в кладбище». Надо было лепить из песка могилы и ставить у изголовья

Сумасшедшие люди всегда любили меня. В детстве рядышком подсаживались какие-то странные и аутичные дети и хотели дружить именно со мной. Родители с незнакомыми взрослыми разговаривать запрещали, а вот на детей это правило не распространялось. Рядом с моим домом жил мальчик, с которым мне позволяли играть в песочнице. Когда его мама отлучалась, то он мгновенно сносил своей лопаткой куличики, которые мы только что построили, и таинственным голосом говорил: «А теперь будем играть в кладбище». Надо было лепить из песка могилы и ставить у изголовья камешки или осколки стекла от бутылок. На этом, в общем-то, игра и заканчивалась. Если мамин шиньон появлялся на горизонте, нужно было обязательно все уничтожить. Видимо, были уже какие-то прецеденты.

С возрастом любовь ко мне у людей с приветом не пропала, а наоборот, возросла, только они сами уже не кладбище строили в песочнице, а прогуливались, например, с чем-нибудь тяжелым подмышкой или кричали о конце света. Я у них была чем-то вроде связиста с реальностью. Или лучше так – провожатым и осведомителем. Одна дама, например, как-то летом поймала меня на Покровке и с беспокойством в голосе просила посмотреть внимательно: кровит ли солнце и можно ли ей сегодня снять очки? Очки, прямо скажу, сюрреализм в действии: паутинки-трещины на обоих стеклах, покрашенные сверху  красным лаком для ногтей. Да и сама дама одета была, мягко говоря, немножко не по моде. Особенно выбивался из образа полиэтиленовый пакет, выглядывающий из-под ее фиолетового вязаного берета. С солнцем ничего определенного не происходило, так что дама безбоязненно сняла очки и рассказала мне по секрету, что позавчера у нее голова болела, когда она пыталась остановить падающий самолет и что я в новостях наверное слышала об этом. Ну конечно, непременно. Потом она поинтересовалась, сколько времени и где находится запад. Насущные проблемы такие. Не то чтобы падение курса рубля или взносы за квартиру. Светская беседа закончилась около дверей «Теремка», на которые дама смачно плюнула, сказав, что плохо пахнет, а потом исчезла внутри.

Или вот еду  я в вагончике с надписью «Москва-Санкт Петербург», читаю. Подходит ко мне дед, разваливается напротив и сообщает так по-соседски: «Мне нельзя выходить.  Меня там убьют». Выглядывая из-за обложки, интересуюсь, кто хочет убить. Дед невозмутимо отвечает: «Духи». Ага, думаю, наш пациент. Рассказав что-то не очень из этой жизни, дедуля, подмигивая, пытается вступить со мной в сговор, конечной целью которого является дерганье стоп-крана. Он бы и сам дернул, но ему нельзя – у него руки раскалятся. Уважительная причина. Не поспоришь. На вопрос мой, зачем он сел в поезд, дедушка поведал, что сбегал  второпях и ночью, в надежде от них оторваться. А сейчас он вот буквально минутку назад вышел покурить и увидел одного из них в окне – рядом летел и его высматривал. Поезд я не остановила, но пообещала духам не рассказывать, где дед. Он благодарил и наказал: если вдруг проговорюсь, то сожрет меня дьявол прямо сегодня. Такое вот пожелание на дорожку. На том и расстались.

Самое интересное, что такие сумасшедшие будто специально выискивают меня в разных городах. В Одессе, например, мне подвернулся мужчина, сбежавший из больницы в тапочках и пижаме, с просьбой купить ему поесть в супермаркете. В Смоленске подкараулило нечто с бородой, но в женской одежде и с монологом о бренности жизни. В Феодосии состоялось знакомство с девушкой, которая утверждала, что одежду ей принесли чайки, а еду – единорог. И что ей меня жаль, потому что я ничего о вселенной не знаю, а она знает, потому что VIP.

Про себя я думаю, что городской сумасшедший – это показатель нормального развития мегаполиса. Пока они есть, не так страшно думать, что мы все одинаковые, как карандаши. То есть, природа здесь пробует какие-то альтернативные пути развития, как в свое время с динозаврами: вот здесь хвост вырастет, а там вот уши увеличатся. А у человека только психику подправить остается. Крылья он сам себе и изготовил, и обрезал одновременно. И слава Богу, что есть кто-то, у кого в голове не только покупка нового айфона или поиск нового ресторана, куда пойти вечером с друзьями. Глядя на всех этих параллельных нормальной реальности людей, невольно думаешь, что в них как-то больше жизни и интереса к ней же, хоть и считается, что они безнадежны.  Но это так, на минуточку.

Иногда кажется, что мы знаем о городах все: сколько людей в них живут, как устроена их экономика, какой ширины в них улицы и сколько на них автомобилей. Но на самом деле это не совсем так. Урбанистика и экономическая география постоянно напоминают нам, что самого главного о городах мы пока так и не поняли. Мы знаем, чем они похожи, нам известно, как работает «эффект агломерации», как он сказывается на развитии городов, и многое другое. Но вопрос, что определяет судьбу города, что именно задает вектор его развития,

Иногда кажется, что мы знаем о городах все: сколько людей в них живут, как устроена их экономика, какой ширины в них улицы и сколько на них автомобилей. Но на самом деле это не совсем так. Урбанистика и экономическая география постоянно напоминают нам, что самого главного о городах мы пока так и не поняли. Мы знаем, чем они похожи, нам известно, как работает «эффект агломерации», как он сказывается на развитии городов, и многое другое. Но вопрос, что определяет судьбу города, что именно задает вектор его развития, остается открытым. 

Чтобы ответить на него, нужно понять, чем одни города отличаются от других, составить их каталог и вывести, грубо говоря, формулу идеального города. Недавнее исследование европейских математиков, заявивших, что в мире есть всего четыре типа крупных городов, наделало много шума именно потому, что предложило способ расставить все мегаполисы мира по полочкам. Это слишком простой подход, чтобы быть истиной, уверены журналисты CityLab. Урбанистика годами выдвигала разные варианты типизации городов, но ни один из них не может претендовать на звание «единственно верного». 

Функции против планировки 

Разделение города на четыре типа — один из многих вариантов классификации, которые ученые придумывают с начала ХХ века. Среди них есть как более точные, так и более отвлеченные, философские модели. Уже в 1943 году Чонси Харрис предложил делить города по их основным функциям.

Более современный подход к разделению городов по их функциям представлен в книге Паула Нокса «Атлас городов», где автор выделяет 13 видов города, например, «Города-фундаменты», «Столицы империй», «Промышленные города», «Мегагорода», «Зеленые города». Эти типы зависят от моделей и процессов урбанизации.

По словам автора, книга поможет начинающим урбанистам сориентироваться в основных проблемах урбанизации и, в зависимости от градообразующей функции, понять, с какими трудностями сталкивается город. 

Еще один вариант классификации предложенн Стефеном Маршаллом, исследователем в области градостроительства из Университетского колледжа Лондона, выделяет типы городов в зависимости от планировки их улиц. 

Есть и более абстрактные модели классификации, например, в книге Кристофера Александра 1965 года A City is Not a Tree города делятся на естественные (развивавшиеся спонтанно в течение многих лет) и искусственные (созданные конструкторами и планировщиками). Другие классические работы по урбанистике, от «Жизни и смерти американских городов» Джейн Джекобс до «Образа города» Кевина Линча, описывая различные теории идеального города, также ориентируются на планировку и внешнюю структуру. 

От планировки к смыслу

CityLab сравнивает такие модели с биологической систематикой, которая была распространена до открытий Дарвина. Ученые, вроде Карла Линнея, создавали классификации животных, ориентируясь на их внешний вид и не рассматривая их происхождения. С приходом теории эволюции стали появляться другие модели, которые заложили основание современных естественных наук. Точно так же науке о городах пора перейти от классификаций по внешнему виду к более научным теориям эволюции, представляющим процессы развития и изменения городов. 

Директор Института устойчивого развития городов Городского университета Нью-Йорка Уильям Солеки в статье в журнале Environment ставит следующие цели перед будущими исследователями:

1.    Выделение основных компонентов процесса урбанизации в зависимости от времени, географического расположения и площади

2.    Определение общих законов градостроительства, понимание урбанизации как естественной системы

3.    Исследование связи системы урбанизации с другими мировыми процессами

По мнению Солека, у исследователей достаточно данных о процессах, происходящих в городе, для осуществления этих задач. Паул Нокс считает, что анализ всех этих данных позволит перейти от оценки качества к изучению коэволюции и ответить на самые разные вопросы, например, «Как влияет распределение голосов избирателей на географию роста города?» или «Как меняются тенденции преступности?». 

Одно из таких исследований провел профессор Института Санта-Фе Луис Бетанкур. По словам ученого, ему было важно ответить на вопрос о причинах появления городов: «Что позволяет сообществу незнакомых людей делать вместе то, что они не могут делать в одиночку?».

Он и его коллеги проследили, как влияет структура и планировка городов на экономические и социальные тенденции. Использовав имеющиеся данные, они сопоставили количественные характеристики города, такие как длина дорожных сетей, средний доход жителей, количество патентов на человека с данными о росте населения в городе, изучив, как меняется инфраструктура, как социально-экономические факторы связаны с повышенным социальным взаимодействием, и как оно влияет на плотность городского населения в связи с необходимостью экономии энергии. 

Ученые выяснили, что показатели этих характеристик увеличиваются одновременно с ростом населения, и процессы роста городов, таким образом, предсказуемы. Бетанкур и коллеги планируют продолжить исследования и выяснить, что оказывает влияние на эти процессы: «Мы хотим изучить все факторы, влияющие на формирование города и выявить механизмы урбанизации». 

Переехав в Москву полгода назад, я первым делом начал искать книги о жизни в столице: художественные, исторические, публицистические, да хоть какие-нибудь. Я ходил по шумным, вечно спешащим улицам и представлял не город, но тайну. Казалось, что разгадку этой тайны проще всего обнаружить на пожелтевших книжных страницах. Однако книжная полка новоиспечённого московита пуста, как и его карман. Лишь на самом-самом краю напыщено стоят «Москва и москвичи» Гиляровского. Кажется, что эту книгу читали все: и жители столицы, и её гости. Рассказы про хитровский рынок, кисель на копейку,

Переехав в Москву полгода назад, я первым делом начал искать книги о жизни в столице: художественные, исторические, публицистические, да хоть какие-нибудь. Я ходил по шумным, вечно спешащим улицам и представлял не город, но тайну. Казалось, что разгадку этой тайны проще всего обнаружить на пожелтевших книжных страницах.

Однако книжная полка новоиспечённого московита пуста, как и его карман. Лишь на самом-самом краю напыщено стоят «Москва и москвичи» Гиляровского. Кажется, что эту книгу читали все: и жители столицы, и её гости. Рассказы про хитровский рынок, кисель на копейку, Сандуновские бани и «вась-сияли» знают все более-менее начитанные люди, а отрывок про булочника Филиппова вообще проходят на школьном уроке литературы. «Москва и москвичи» стали такой классикой, что советовать их теперь считается совершенным моветоном. Но если вы еще не успели ознакомиться — бегом в книжный магазин. Можно в любой книжный, Гиляровский продаётся везде, читается легко и оставляет занятное послевкусие варёного говяжьего рубца, купленного на пятак, украденный грязной рукой у бородатого купца.

На дореволюционную Москву есть и другой взгляд, взгляд Николая Александровича Варенцова. Он застал конец Российской Империи будучи успешным купцом, имея вес в обществе, а также обладая наблюдательностью и феноменальной памятью. Уже после революции он без труда написал огромную восьмистастраничную книгу, которая изобилует тысячами фамилий, фактов, историй, отсылок и впечатлений — всё это Варенцов восстановил по памяти. Читая «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое», понимаешь — прошел век, а мы с вами совсем не изменились: 

«Мне однажды пришлось выехать за границу из Петербурга и находиться в вагоне, нужно думать, с очень крупным чиновником. Он имел один четырёхместное купе, куда ему приносили чай, завтрак и обед, так как он считал невозможным идти в вагон-ресторан и сидеть с обыкновенными смертными. Кондуктора, проводник относились к нему с особым почтением, всеми способами угождая ему, а он же сидел в своём купе, как сурок, изредка позволяя выйти на больших станциях, чтобы немного размяться. Только перевалили за границу, сразу случилась с ним метаморфоза, сделался неузнаваемым: побежал с большой прытью пить немецкое кофе, есть сосиски и сделался сразу со всеми общителен».

После тягостного повествования босоного мира хочется сытого советского послевоенного счастья. Хочется девушек в ситцевых платьях и бежевых чулках с белыми резинками, хочется мужчин в наглаженных рубашках с вечно свежими воротниками. Хочется разговоров на лавочке, букетов наломанной в саду сирени, неловких разговоров в любви, сестринской зависти, уверенных измен. Хочется мира, в котором нет заботы о выживании, а главная проблема — это поиск себя в заранее счастливом мире. Такое желание легко удовлетворить любой из сотни околомосковских книг периода издательского соцреализма. Например, можно почитать «Московские бульвары» Ирины Гуро или «Московскую мозаику» Бориса Евгеньева. 

«И пойдём ночью к прудам, летней ночью, душной, бархатисто-тёмной, с фиолетовыми вспышками зарниц, далеко-далеко за косматыми, почти неразличимыми во мраке вершинами деревьев парка» — по этим книгам можно полугодовые диктанты писать, правда? И ведь писали!

За летом всегда наступает осень, а за оптимистической советской прозой — период тяжелого и безрадостного дневникового существования. Это существование особенно безрадостно, если ты немка и живёшь в Москве начала девяностых, которая словно очухивается от тяжелого похмельного сна (или наоборот, погружается в него еще глубже). «Московский дневник» Катарины Венцль — это грустные и честные заметки на колготках, который не стоит путать с одноимённым «Московским дневником» Вальтера Беньямина (просто потому, что у Беньямина всё куда более грустно).

Венцль описывает то, что я либо успел забыть, либо не успел застать: квартиру за триста долларов в месяц, турецкую сантехнику, первые офисы с мерцающими компьютерными мониторами и навесными потолками цвета несвежего кокаина, тотальную нищету и голод, в которой миллионы москвичей жили невменяемыми оптимистами. Читая «Московский дневник», так и хочется поглубже укутаться в айфон и бежать в какую-нибудь «Азбуку Вкуса», чтобы убедиться — еда никуда не пропала.

Ну, и наконец, чтобы прикрыть беллетристику и воспоминания литературой фактологической и бесчувственной, желающий почитать о Москве может ознакомиться с «Россией высокой» или «Архитектурным путешествием». И то, и другое есть книги крупноформатные, пахнущие качественными иллюстрациями и мелованной бумагой, а также колонками текста, узкими, словно бёдра молодых москвичек. Где еще прочитаешь про то, что высотка у Красных Ворот строилась специально накренённой, словно Пизанская базня (чтобы потом принять правильную степерь перпендикулярности), а над входом в Ярославский вокзал стоит не простой медведь с секирой, а, конечно же… ярославский, с герба.

Мой книжный список можно продолжать и продолжать, однако я, пожалуй, не буду этого делать. Уверен, начитанный москвич своим списком легко заткнёт меня за кушак от Луи Виттона. А тот, кто читать и не любит и Москвы знать не желает, пусть живёт счастливо и умирает дураком.