В провинциальном Череповце офисная культура практически отсутствует (ввиду отсутствия офисов) — огромному индустриальному городу не нужны тысячи бездельников с бейджиками и двойными капучино в картонных стаканчиках. Впрочем, нет ни бейджей, ни капучино — есть пропуски со страшной фотографией и печатью, да белый пластиковый чайник, который работает не переставая.
Череповецкий офис похож на странную смесь детского сада, санатория и тюрьмы мягкого режима. Это вторая семья, общество друзей поневоле, клуб сетевых компьютерных игр. Это полигон для ссор, возникающих и затухающих случайным образом. Это островок стабильности, куда приходят после института и уходят на заслуженный отдых, изредка прерываясь на декреты и отпуска.
Провинциальная офисная жизнь начинается строго в восемь (жизнь индустриального города привязана к заводским ритмам). Заканчивается она обычно ровно в пять, причём без десяти пять все сидят на рабочих местах в верхней одежде, готовясь сорваться с места. Обеда в столичном понимании не существует — в городе, где почти нет кафе, нет и бизнес-ланчей. Зато есть микроволновки, пластиковые контейнеры, комки слипшегося риса и куриные котлеты, пожаренные заранее дома и успевшие покрыться тонкой жировой испариной за пару часов ожидания в тёмном чреве офисного холодильника.
Обед — это ритуал отдыха от праведных трудов, но еще большим ритуалом является совместное чаепитие. У чаепития нет временного расписания, оно натягивается на рабочий день словно носок натягивается на уставшую офисную ногу. Чай и вода расходуются быстрее принтерной бумаги и чернил в ручке. На столе всегда имеется нехитрая снедь: дешёвые конфеты, печенье и кусочки пирогов, принесённые в честь отпуска или дня рождения. Бедный сотрудник вроде меня всегда мог прокормиться тем, что припасли коллеги по работе. Сотрудник с достатком ездит обедать домой на машине.
Я вспоминаю, как в Череповце звонил с работы в кулинарию, чтобы узнать — пожарились ли уже чебуреки к обеду?
Провинциальная офисная жизнь течёт неспешно, но ритмично. Мешковатые пиджаки наброшены на спинки кресел. Те, кто попроще листают пальцем ленту вконтакте, те, что покруче — инстаграм. Девятого утром ты отпросился к стоматологу, семнадцатого — новогодний корпоратив в кафе «Мюнхенское пиво». Три двадцать, вдалеке гудит тепловоз, чайник выпускает клубы пара. Если прислушаться, то можно услышать, как на пластиковую карточку падает аванс в восемь тысяч рублей тридцать две копейки.
Столичная офисная жизнь отличается от провинциальной так же сильно, как нагруженный европейский аэропорт отличается от поляны карго-культа с его деревянными самодельными самолётами. Больше никакого бесконечного кэрроловского чаепития. Каждый офис — это замок со своими правилами, обычаями и милостивым лордом-рыцарем (или жестоким, как повезёт).
В одном из моих мест работы шеф лично раздавал за опоздания настоящие деревянные бананы (накопил пять штук и уволен). На другом коллеги любили сыграть в игру «кто дольше останется на работе», и начальник всегда побеждал (даже в субботу ночью). Где-то утро начиналось со «стендапа» — выстроившиеся в круг коллеги тараторили о своих делах, скатываясь во фразы «я продолжаю делать то, что начал в предыдущий рабочий день». Где-то утро начиналось днём, и завтрак становился обедом.
Офисный обед в столице — это случайная разношёрстная компания коллег, каждый из которых идёт с кем-то куда-то, куда знает кто-то другой. В итоге все направляются в ресторан и заказывают обед. Обедать обед в ресторане — неслыханная столичная особенность, которая режет провинциальную гордость без ножа. Простите, а где здесь у вас столовая?
У офисной жизни нет чая, остатками которых принято поливать бедный ананас в горшке. В нем есть только американо, крепкий словно дёготь, двадцатилетний пуэр, состарившийся в земле или молочный улун, который можно есть сухим. Никакого овсяного печенья и приторных вафель в пластиковой кожуре, только изюм, творожные сырки и сэндвичи, принесённые под мышкой из вегетарианского кафе. Столичный офисный напиток — это кофе. Эффективность труда и его напряжённость измеряется в чашках. В офисе за спиной стоит настоящая кофе-машина с диспенсером. Она не переставая бурчит кипятком.
Провинциальную офисную крысу удивит столичный пропускной режим. Охранник с уставшими глазами и футболом на айпаде сторожит турникет, к которому нужно приложить магнитный пропуск. Коллеги, выбегающие покурить каждые полчаса, пугают друг друга байками о том, что информация об их перемещениях записывается и складывается где надо на полочки баз данных. В одном из мест работы забывшему свой магнитный пропуск выдавался временный, с надписью «Амнезия». Где-то охранник пропускал всех, а дверь в опенспейс открывалась домофонным ключом. Однажды, когда я работал в павильоне ВДНХ «Мясная промышленность», охранник заперся внутри вместе с нашими вещами, пока мы отмечали день рождения в огромных, холодных и тёмных залах павильона «Семена» — еле достучались, чтобы открыл.
Мама жалуется по телефону из Череповца: «Работы было столько, что не присела даже!». У меня всё иначе: работал так, что не было времени встать с кресла. Пальцы стучат по клавишам, каблуки дорогих туфель стучат по паркету ёлочкой. В воздухе пахнет туалетной водой, заботами и высокоскоростным интернетом. Столичные офисные труженники не видят белого света — уходят раньше, чем становится светло, приходят домой в темноте, а на работе прячутся за плотные шторы. Кто-то сидит на моём стуле, кто-то загорает при ярком свете монитора. Двадцать ноль-ноль. Я сижу в наушниках, в которых кончилась музыка и вспоминаю, как в Череповце звонил с офисного телефона в кулинарию, чтобы узнать — пожарились ли уже чебуреки к обеду? Рассказать бы себе самому, где окажусь через несколько лет, да сам бы себе не поверил.